Михаил Козаков «Крушение империи»

Однажды, при встрече с Федей, он немало поразил его.

- У меня к вам просьба есть, - оглядываясь по сторонам, сказал он и уставился, уже улыбаясь, в лицо гимназиста. - Читаете, знаю, литературу. Мне бы на денек - верну непременно в сохранности. Уж у меня не пропадет.

- Вам, Николай, роман дать или отдельные рассказы?

- Да нет же! - хитровато заулыбался Токарев. - Мне политическую литературу - вот что!

- Почему вы у меня просите? - растерялся Федя и в свою очередь посмотрел теперь по сторонам.

- Да вы не беспокойтесь, не подозревайте. Я - рабочий! - как показалось Феде, с гордостью проговорил Токарев. - Для меня ведь это писано. Да вы не беспокойтесь: мне про это Иван Митрофанович… ну да, Теплухин сказал. На заводе с ним встречаемся. У меня, говорит, к сожалению, ничего нового нет, да и получить неоткуда. А вот, говорит, у гимназиста Калмыкова должно быть. Будто вы ему хвалились. Если, говорит, знакомство какое с ним имеешь, - попроси. Знаком, говорю. И брат мой, говорю, ему хорошо знаком. Так что прошу вас: дайте почитать…

- У меня нет сейчас, но я вам достану… непременно достану, - прощаясь с ним, пообещал Федя.

«У Вадьки Русова возьму», - сказал он сам себе и обрадовался, что может оказать эту услугу знакомому рабочему.

Токарев был тем единственным «настоящим» рабочим, с кем удалось познакомиться Феде Калмыкову.

Рабочий был известен ему до сих пор лишь по книгам, по литературе. Этот источник сведений не давал, однако, ясного и полного впечатления. Искомый образ двоился, рассекался надвое в Федином представлении: в политических книгах писалось о целом классе рабочих, художественная литература, которую читал Федя, мало говорила о рабочем, живущем интересами своего класса. Так по крайней мере казалось Феде.