Михаил Козаков «Крушение империи»

- Я не буду служить в охранном отделении, - знайте это! Я отказался от борьбы с вами, это не значит, что я буду служить вам.

- Формула ясная, но не устраняющая возможности нашего с вами соглашения. Я отнюдь не предлагаю вам служить в охранном отделении.

- То есть… как же это? - сбился в мыслях Иван Митрофанович и перевел взгляд на своего врага.

Густая черная бородка медленно поползла навстречу, ведя за собой голый, тонкий рот с острыми, приподнятыми кверху уголками. Бородку эту Теплухин видел и раньше еще, на каторге, но сейчас, на ночном свету, она показалась ему почему-то неживой, нарочитой. Бородка путала, сбивала с толку Теплухина, а вот, казалось, сорвать ее с губонинского подбородка, оголить его, - и Губонин сразу станет совсем понятным, разгаданным.

- Служить у нас я вам не предлагаю, Иван Митрофанович. Прекрасно понимаю, что вы не можете стать таким «профессионалом», каких у нас много. Надо быть глупым и некультурным жандармом, чтобы на это рассчитывать. Прельщать вас золотыми копейками, сделать вас платным осведомителем, - это не входит в мои планы.

- Вы пытаетесь быть «умным жандармом»?

- Не надо колкостей, Иван Митрофанович, умный я или глупый - на это я вам потом отвечу. Ну, так вот. Вопрос ставится не о службе у нас.

- Короче, пожалуйста. Какой подлости вы ждете от меня?

- Какой еще подлости? - легонько засмеялся Губонин, но тотчас же принял свой прежний, спокойный и бесстрастный тон. - Вам угодно употреблять это слово? Какой услуги? Меньшей во всяком случае, чем та, какую вы уже однажды оказали государству, беседуя со мной в Иркутском тюремном замке. Вы, конечно, все помните? Та-ак… Условимся, значит, что вы все помните. Благодаря вашему показанию остатки киевской организации спустя несколько месяцев…