«Крушение империи»

- Спа-аси, госпо-оди…

Он торжествующе, победоносно оглядывал своих противников из лагеря министров и придворных: сытый индюк оказался сегодня нужней, чем старческие павлины!

«Спаси, господи, люди твоя…» - чинно, молитвенно пел торжественный зал.

О, коварная российская Каносса с вынесенными вперед предательски светящимися башнями взаимного всепрощения, примирения и трепетной лжи!

Царя уже в зале не было, и все торопились уходить: через несколько часов должно было открыться заседание Государственной думы.

Лев Павлович рассеянно, с еще не уложившимися впечатлениями, пробирался к выходу. У дверей он натолкнулся на великого князя и Родзянко, жавших друг другу руки.

И вдруг он услышал самодовольный, увещевающий бас:

- Ваше высочество, они наглупили… наглупили и сами не рады. Возьмите с Милюкова слово, - и он изменит направление. А газеты теперь нам, ох, как нужны!

«Наглупили?..» - старался Карабаев вспомнить, по поводу чего могло быть сказано это слово, и не сразу сообразил, что речь шла о недавней позиции его самого и всех его единомышленников по вопросу о невмешательстве в австро-сербскую войну. И, словно оправдываясь сейчас, он ясно вспомнил заседание у себя на квартире и чьи-то прямые и отчетливые слова: «…Только потому, что Россия к войне не подготовлена. Это бой в невыгодных условиях…»

Хочется ни о чем не думать сейчас, что могло бы вызвать какие-нибудь сомнения.

Лев Павлович садится в первую попавшуюся пролетку и едет домой.

«В Каноссу… в Каноссу»…- словно пробует догнать его оставленная позади мысль, но он отмахивается от нее небрежно, как от надоедливой и страшной попрошайки.

274