Михаил Козаков «Крушение империи»

- Чего? - смутился тот.

- Того! Примета у нас така: Андрон - «фараон»: глаза завидющи да проданны… Дай погадаю? - обратилась она вновь к офицеру.

- Сказал тебе: не требуется. Проваливай!

- Ой, скажу, все скажу, - жалеть будешь… Положи на ручку, - приставала она. - Сними карту - не больше семой, не меньше третьей, - сидя на корточках, мелким лягушечьим прыжком приблизилась она к нему В зеркальных голенищах его сапог она увидела расплывшийся силуэт своего лица.

- Уходи к черту! Конокрадка какая… Вот крикну сюда городового…

- Тьфу!.. Сам бисов сын!

И что-то горячее, скороговоркой на своем цыганском, ни кому не понятном языке.

- Еще ругается, въедливая сука!.. А ну-ка!

Она хотела приподняться, но черный зеркальный сапог ткнул ее в колено, и, потеряв равновесие, взмахнув руками, как не успевшими распуститься крыльями, цыганка мягко шлепнулась на спину, оголив худые смуглые ноги.

- Так и надо - по-военному! - одобрил сосед с палкой в руках. - Ничего, встала быстро… как мышь.

- По-военному?.. Ай, будет: понастреляют вашего плешивого племени Вани-солдатики родные! Слеза наша сиротская черной кровью вытечет из ваших зенек поганых. Прокляты вы, прокляты! Понастреляют вас, хомяков в поле, Вани родные!

- Марш! Шею сверну! - сорвался со скамьи офицер и, погрозив удалявшейся быстро цыганке, сам покинул это место.

- Сурьезный мужчина! - вывел заключение сосед по скамье, пододвигаясь на освободившееся место, и палкой вывел на песке огромную восьмерку.

- Казак - одно слово! - отозвался стариковский голос.