Михаил Козаков «Крушение империи»

В темноте неожиданно сверкнул свет: вросший в бруствер, знакомый блиндаж оказался в двух шагах. Тут помещалось дежурное отделение. Небольшая, низко ушедшая в землю дверь открыта, в дверях - четверо стрелков: их, наверно, утомил сырой, спертый воздух блиндажа.

Долетал громкий шепот разговоров, - Мамыкин и его спутники укоротили шаг.

- А супротив подложечки, братцы, главное дело - спирт!

- Ето ты верно: тепло, ровно с бабой ляжешь, и опять же живот начисто освободит. Чарку бы!

- Эх, братцы, с бабой!.. Мне охота к своей оч-чень… К Лизавете… Эх ты, жизнь… Така охота…

- ..что в костях ломота?

- Чай, Мишка не подстрелен еще - все в порядке!

- И пишет она, жена моя разлюбимая…

Офицеры двинулись вперед прежним шагом: солдатская беседа была обычна и не внушала никаких подозрений.

- Командир! - узнал кто-то из стрелков.

Он хотел юркнуть в двери, но Мамыкин окриком остановил его.

Мамыкин помнит: блиндаж был основательный и крепкий, как и все, что строились на этом участке, наиболее сильно сопротивлявшемся немцам.

Над небольшой, глубоко вросшей в землю дверью - несколько пакетов толстых бревен, между ними проложены мешки с землей, камни и хворост, а над всем этим - площадка железобетонных плит, замаскированных дерном. Внутри низкий потолок поддерживался тремя рядами заплесневелых десятивершковых бревен. Между задними рядами стоек - нары для отдыхающей смены, впереди - длинный стол, скамейка с врытыми в землю ножками, на полу - деревянные решетки, так как другим способом нельзя было избавиться от мокрой грязи.