Михаил Козаков «Крушение империи»

- Еще? Кому же это? - спросил Федя.

- Мне и вам. Освежиться!.. Вам необходимо освежиться, ей-богу! - насмешливо сощурился маленький черный зрачок и отбежал вбок, смерив неторопливым взглядом сидевших за соседним столиком.

Вероятно, не в пример Феде, увлеченному своей речью, журналист уже и раньше обратил внимание на этих соседей.

Ничего особо примечательного в них не было, разговаривали они тихо и мало и больше, как показалось Асикритову, прислушивались к его беседе со студентом.

Их было двое: сухопарый, сероглазой с седыми бровями, наголо выбритый мужчина в сером клетчатом костюме, в таком же сером летнем галстуке, с гладким кольцом на мизинце с длинным розовым ногтем, и средних лет женщина с чуть-чуть раскосыми усталыми глазами, в соломенной, с нависающими полями, шляпе и синем строгом костюме - «тайер».

На столике, покрытом белой, оттопыривавшейся на сгибах и углах, накрахмаленной скатертью, на мельхиоровых блюдах и в судках - салат, соусы, вкусно пахнущий гарнир, от которого шел пар, отбивные свиные и бутылка вина. Седобровый и его спутница ели не спеша, - и, пожалуй, ошибся Фома Матвеевич, заподозрив их в чем-то…

Правда, откушав, асикритовский сосед глубоко откинулся на выгнутую спинку стула и теперь сидел очень близко, плечо у плеча, к Фоме Матвеевичу, так, что легко, без напряжения, мог слушать их разговор со студентом. Но, - кто знает, - может быть, он и не преследовал этой цели: наблюдать и подслушивать, а просто так удобней было ему сидеть сейчас и смотреть поверх Фединой головы на вход сюда, на веранду? Действительно, сосед Фомы Матвеевича частенько поглядывал на серую полотняную портьеру, висевшую у входа на веранду, словно он поджидал кого-то.

Прихлебывая короткими глотками из бокала, седобровый время от Времени обращался к своей даме с односложными фразами, на которые та отвечала так же кратко.