Михаил Козаков «Крушение империи»

- Просрочка на целый час, Вера Михайловна, - сказал он, посмотрев на часы.

- «Швед» - человек аккуратный, что могло случиться? - Она посмотрела на своего собеседника растерянно, и в ее слегка певучем голосе послышалась досада. - Может быть, подождем еще?

- Но только недолго.

Он попросил официанта приготовить счет.

- Вы хоть немножко, да выпейте, Вера Михайловна! - тише обычного, скороговоркой бросил он ей через столик, и его седые и плотные, как белый гарус, брови укоризненно сдвинулись к переносице.

- Нет привычки! - улыбнулась она, протягивая руку к бокалу с золотистым напитком.

- …Пейте… Ну, допивайте же остаточек, мой бедный рыцарь! - разглагольствовал между тем по соседству маленький, длиннорукий человек. - Вот так, хорошо! Ваше здоровье, господин российский Дон Кихот!.. Чепуха, Федор Мироныч! Чепуха! - вдруг выкрикнул он, и, если бы не общий шум, звяканье посуды и надрывающийся квартет музыкантов, выкрик журналиста Асикритова услышали бы во всех уголках веранды.

Но асикритовское восклицание услышали только Федя да сидевший близко сухощавый человек в сером клетчатом костюме, допивавший в раздумье вино: вот теперь, правда, он стал прислушиваться к тому, что говорилось за соседним столиком.

- А в чем чепуха? - озадаченно спросил Федя.

Хотелось поскорей уйти отсюда: ему было не по себе, мучила отрыжка, неприятно сосало под ложечкой. «Что за дурак вифлеемский: после сладкого - пить эту дрянь!» - упрекал он себя и злился на Фому Матвеевича, которого считал теперь виновником своего недомогания.