Михаил Козаков «Крушение империи»

- И ты дал согласие? - выпалила, покраснев, Ириша, да так горячо, что Софья Даниловна немедленно обменялась с мужем многозначительным, красноречивым взглядом: «Вот видишь… Обрати внимание!»

- Нет, курсёсточка моя, - спокойно ответил Лев Павлович, перехватив взгляд жены. - Я сказал, дорогие мои, что сотрудничаю главным образом в «Речи» и что не могу себе представить свое участие в двух газетах, из которых одна «сомнительно-беспартийная». Тогда он говорит: «Там будут Короленко, Максим Горький, Амфитеатров, будет даже Меньшиков, и я думаю, что нужно, чтобы все, кто имеет талант, взялись за это дело». Ты понимаешь, Соня, эту «платформу»?! (Дай, голубушка, еще кусочек сахарку!) Я говорю ему: «Вы меня простите, Александр Дмитриевич, но это чепуха!» Он стал уверять все же, что это возможно: что газета пойдет, что все будет великолепно. Мне стало скучно говорить на эту тему, и я ему сказал: «Знаете, Александр Дмитриевич, вы меня оставьте с таким предложением. Я не могу в это дело войти, сотрудничество в такой беспринципной газете для меня невозможно».

- Папа, я тебя уважаю! - захлопала в ладоши Ириша.

- А я уже начал сомневаться в том, доченька! - не без намека на что-то ответил Лев Павлович и ласково посмотрел на нее: «Какая красивая, и лицо какое открытое, бесхитростное…» - Ну, так вот… Тогда он говорит: «Какой вы злой, Лев Павлович, нехороший!» - знаешь, капризно так, сюсюкал: взрослый человек, - фу, довольно противно это у него получилось!

Лев Павлович сделал брезгливую гримасу: ноздри сжались, усы опустились вниз.