Михаил Козаков «Крушение империи»

- А у вас как? - гмыкнул полковник и обвел, как заговорщик, глазами обоих своих соотечественников. - А у вас всюду так-таки весело всегда, месье… (Он чуть-чуть не выпалил: «Обжор!»)

- У нас? - повернул голову француз. - Конечно же, не всюду и не всегда… - Вы во всем ползете глыбой, страшной, невероятной тяжести и высоты глыбой, и не многие в Европе могут взлететь умом ввысь догадок и знаний, чтобы попытаться разглядеть оттуда, что остается позади этой глыбы.

- Позади - это не важно, - бросил Георгий Павлович. - Вот… что впереди - это действительно… - горько усмехнулся он своим собственным словам и мыслям.

Он сидел у самого выхода из купе, заглядывая в коридор, где, высунувшись в окно, стояла молоденькая соседка по вагону, еще во время посадки, в Киеве, привлекшая к себе внимание неравнодушного к хорошеньким женщинам Карабаева. Он охотно слушал француза, мог бы его во многом поддержать, а кое о чем и поспорить, но лень было, не хотелось ввязываться сейчас в политические разговоры, и гораздо предпочтительней было наблюдать хорошенькую соседку, с которой не прочь был свести знакомство: у каждого человека, говорил француз, есть свои грешки!..

- Вы правы, естественно, - откликнулся француз. - Но для того чтобы предполагать, что впереди, надо очень хорошо стране знать свой сегодняшний и вчерашний день. Вы хотите мне возразить?

- Нет! - быстро сказал Иван Митрофанович, да так решительно, что полковник, желавший было возражать французу, приумолк на минуту: не то озадаченный, не то из солидарности с Теплухиным.

- Ишь ты! - вскрикнул он вдруг, схватив что-то на подушке француза. - И жирная, смотрите, как корова!.. Так и есть: хлеб с глазами, как говорится, вино с игрой, сыр со слезами, а постель с блохой…