Михаил Козаков «Крушение империи»

- Мои тоже в отъезде, - говорил он о своей семье. - Один, один совсем, - вздыхал он, открывая дверь квартиры. - Глафира! - уже через минуту распоряжался он. - Вы нам приготовьте сейчас… Ну, что бы сегодня такого? - сосредоточенно раздумывал он, как будто это было очень, очень важное дело, требовавшее одного только и самого верного решения. - Ах, вот что, милая Глафира. Вы нам, пожалуйста, икры салфеточной четверть фунта, масла туда прованского, уксусу, горчицы, лучку накрошить надо, сардинки, пожалуйста, огурчиков нежинских, несколько вареных картофелин…

- Ерундопель, значит, Александр Филиппович? - серьезно, с неподвижным лицом смотрела на него массивная, по виду - геркулесовой силы желтоглазая Глафира. И так и казалось: вот-вот козырнет в ответ на распоряжение своего барина.

- Совершенно верно: ерундопель, - подтвердил он. - Знаток она у меня, Глафира!

- Вы «Мертвые души» читали? - хохотал Губонин. - Помещика Петра Петровича Петуха помните? Ух, обжора же он был, дорогой Александр!

- Вот уж не то, вот уж не то!… - делал обиженное лицо Александр Филиппович.

В столовой, засучив рукава своего белого кителя (открылись сухие, безобразно волосатые руки, на которых не разглядеть уже было кожи), генерал-майор Глобусов занялся приготовлением «боля».

Смесь старинного рейнвейна, клубники, апельсина и сахарного песку была сразу же, после первого глотка, одобрена по достоинству Вячеславом Сигизмундовичем.

Завтрак продолжался недолго (генерал-майор Глобусов все делал по часам), но прошел приятно для обоих: каждый с удовлетворением занес кое-что в свою записную книжку, а самое важное - никуда не записывая, крепко поместил в своей памяти.