Михаил Козаков «Крушение империи»

То ему казалось, что лучше всего обратиться с просьбой до начала совещания. Он предвидел, что оно может стать бурным, страсти разгорятся, никакого примирения и взаимопонимания не произойдет, и тогда всякая попытка частного обращения к Протопопову станет безусловно неуместной. То, напротив, думалось, что Протопопов будет после этого подчеркнуто внимателен и любезен со своим политическим противником, коль скоро речь зайдет о личном одолжении, и этим захочет еще больше оттенить свое «превосходство» над просителем.

«Пусть так… Черт с ним! - размышлял Лев Павлович. - Пусть унижусь перед ним, лишь бы Ириша очутилась скорей дома».

С этими мыслями, спорившими друг с другом он перешагнул порог родзянковской квартиры, пропустив вперед себя своего власть имущего спутника.

В кабинете хозяина, где собрались уже все приглашенные, министр, быстро, одним волнистым взглядом окинув присутствующих (все оказались хорошо знакомыми), пошел жать каждому из них руки, одаряя на ходу приветствиями:

- Рад, очень рад…

- Как хорошо, хорошо здесь…

- Мысль… совесть… надежда - весь цвет, господа, российского населения!

- Я очень рад, очень доволен…

- И этот камин, который затопили… Я бесконечно доволен…

- Камин, это - дружба, откровенность… - Как хорошо, как хорошо!..

Он был в сверкающем мундире шефа жандармов, и высокий синий воротник принуждал еще глубже откидывать назад, что часто делал, подергивающуюся, беспокойную голову.

- Дружба, дружба… Я так рад, господа, поверьте мне. Вот и собрались, наконец. И я читаю в ваших сердцах те же чувства…