Михаил Козаков «Крушение империи»

У него было такое ощущение, что вонь избы плотно оседает на его шинели, на всем его платье, на руках, лице (того и гляди, принесешь ее в дом, где ждет его Людмила Петровна, - осторожничал он), и Федя почти насильно вытащил Семена Калмыкова в сени.

- Дядя, там пришли просить лошадей.

- Никаких лошадей сегодня! - махнул рукой Семен. - Ты, кажется, слышал, что тут за ярмарка?

- А завтра?

- Сейчас я ничего не могу сказать; Завтра - посмотрим. А тебе чего хлопотать? Кому это надо ехать? - удивленно посмотрел на него Калмыков.

Но Федя уже был во дворе.

«Кому… - усмехнулся он. - Скажи тебе - и ты мне все испортишь!»

Действительно, стоило только сказать, что лошади нужны дочери генерала Величко, и Семен бы уже расстарался: память о покойном Петре Филадельфовиче, всегдашнем покровителе калмыковских дел, тепло жила в этой семье.

«Сегодня лошадей нет», - скажет Федя, возвратясь в дом. Важно - не быть пойманным во лжи, чтобы не переменила к нему отношения Людмила Петровна, захоти она справиться у Семена.

«Человека того не догнал», - соврет он во второй раз. Но, приготовившись к этому, Федя вдруг подумал, что Теплухин может его выдать - просто так, чтобы посмеяться над ним, унизить в глазах своей спутницы, - и он решил было простоять на морозе несколько лишних минут, в течение которых якобы выполнял поручение Людмилы Петровны, но тут же пожалел этого времени, проведенного без нее, и побежал в дом.

«А если Теплухин проболтается, скажу, что он сам меня удерживал почему-то!» - прикинул в уме Федя.

«А почему, в самом деле, удерживал? - подумал он теперь, открывая дверь в калмыковскую квартиру. - Сказать ему про Кандушу и письмо или нет?»