Михаил Козаков «Крушение империи»

- А кто живет? Есть тут кто-нибудь? - выпытывал Кандуша.

- Есть. Сторожиха, дочка ее, кот да собака, - успокоил его Иван Митрофанович. - Нам никто, Пантелеймон, не помешает и не услышит. Понятно?

- Очень даже!

Они возвратились в кабинет.

- Я сейчас… - сказал Иван Митрофанович, покидая гостя. Через три минуты рослая румяная сторожиха внесла на

большом подносе кофейник и приготовленный завтрак и сразу же ушла, так и не увидев гостя, потому что он стоял спиной к ней и сосредоточенно рассматривал в ту минуту висевшую над диваном картину.

- Прошу садиться, - хозяйничал Иван Митрофанович, наливая в чашки из кофейника. - Один, знаешь, государственный деятель - Талейран - говорил так про этот напиток: кофе, говорил он, должен быть горяч, как ад, черен - как дьявол, чист - как ангел, и сладок - как любовь! Каково, - а? - старался он быть как можно веселей. - Хорошо сказано!.. А вот молочник. Или ты, Пантелеймон, как тот государственный деятель, - больше черный уважаешь, - а?

- Мне - с молочком: излишнее, позволю сознаться вам, сердцебиение избегаю, - вот что! Черный кофе, Иван Митрофанович, теперь много потребляют - чтоб по причине сердца не брали в солдаты. Еще бельма себе ставят, махру пьют, шерстяные нитки пропускают под кожей для заражения… – тоже разговорчивостью в ответ платил Кандуша, дожидаясь, покуда хозяин первый пригубит и глотнет горячий кофе: а ведь черт его знает, что может накапать в кофе такой человек, как Иван