Михаил Козаков «Крушение империи»

Митрофаныч, - казнит и не поморщится!..

- А ты все знаешь! - поддерживал разговор Иван Митрофанович. - Все проделки дезертиров… а?

- Все, позволю себе заметить! Хе-хе… Все… Теплухин вспомнил в эту минуту амурскую «колесуху» и отчаявшихся каторжан, прибегавших к тем же средствам, - он быстро отогнал это неприятное воспоминание и сказал:

- Кушай…

- Благодарю, Иван Митрофаныч.

- …да начнем наш разговор… Или как ты? Может, еда помешает тебе серьезно думать? Знаешь, есть такие люди…

«Много церемоний с ним. Чего, в самом деле? Оглушить его, а там посмотрим!» - утвердился в своей мысли Иван Митрофанович и приготовил уже в уме первые слова, которые скажет вот сейчас Пантелейке.

- Гос-споди боже мой, да разве мне трапеза обязательна? Аминь! - отодвинул Кандуша чашку и положил обратно на тарелку взятый на вилку кусок ветчины.

- Аминем твоим квашни не замесишь! - недовольно улыбнулся Теплухин его жесту. - А замесить дело надо… дело, - понимаешь? Так вот… Деньги получить хочешь? Я дам денег, - неожиданно для собеседника громко и твердо сказал Иван Митрофанович.

По растерянному выражению кандушиного лица он понял, что тот никак не подготовлен был к такому прямому вопросу. Пантелейка потянулся на стуле, потом плечи его опустились, руки, лежавшие на чайном столике, теребя салфетку, медленно, заторможенно сползли вниз, веки замигали. Он молчал.

- Вздохни и вымолви! - мягко посмеивался Теплухин. - Много воздуху набрал в себя - разорвать может!