Михаил Козаков «Крушение империи»

- Ну, так как все же? - прервал молчание Иван Митрофанович. - Сообразил ты? Подумал, - а? - нарочито вялым, безразличным тоном спросил он, расставшись, наконец, с зубочисткой.

- О чем, Иван Митрофанович?

- О деньгах… О деньгах, друг мой. Сытых глаз, говоришь, на свете нет? Это-то ве-ерно, - нараспев произнес Теплухин. - Оттого всюду взятки берут. Куда ни глянь - всюду берут. И ничего, в порядке вещей, - а? - насмехался он над кем-то третьим, отсутствующим. - Недаром, брат, теперь в разных ведомствах так и говорят: помилуйте, батенька, перо… обыкновенное перо - и то в себя чернила берет, а как же нам насухо делать?! Вот видишь?

- Преступление это, Иван Митрофанович. Карать надо. Взятка!

- Выгодное и удачное преступление называется добродетелью, Пантелеймон. Неудачное, глупое - вот это взятка!

- Хороша добродетель, пипль-попль!

- Тебе предлагаю истинную добродетель.

- Я на преступление не пойду… - бормотнул Кандуша.

- Ты бы перекрестился еще! - высмеивающим взглядом посмотрел на него Иван Митрофанович. - Святоша какой… Евангелиста Матвея какого-нибудь вспомнил бы еще, а?.. Бодрствуйте и молитесь, мол, чтобы не впасть во искушение. Дух, мол, бодр, а плоть немощна!

- Не пойду. Никак не пойду, - твердил Кандуша.

- А я тебе и не предлагаю никакого преступления.

- Как так? Предлагаете!

- Какое же!