Михаил Козаков «Крушение империи»

Когда пересекал пустынную Базарную площадь, с которой исчез даже стоявший всегда здесь на посту городовой, - сзади услышал вдруг мягкое шлепанье копыт бегущей лошади и через полминуты - знакомый окликнувший голос:

- Сидайте, паныч: пидвезу домой!

Карпо Антоныч приглашал в рыжие санки-«козырки».

Остановившаяся - его, Федина, - лошадь (как странно: он только сейчас впервые осознал, что это его, собственная лошадь - гнедая, белогубая, с седой звездочкой на морде) нетерпеливо вскидывала голову и попеременно подымала передние ноги, словно и она торопила своего хозяина принять приглашение.

- Нет, поезжайте! - улыбнулся обмерзшим ртом Федя и почувствовал тогда, как успели уже обледенеть на морозе его мягкие усики.

- Воля ваша, - не настаивал извозчик. - А я - до дому! Собака - и то в конуру просится.

И проехал мимо Феди.

Добрых полчаса прождал он на морозе у здания чиновничьего клуба.

«А может быть, ее нет здесь, и я напрасно трачу время? - негодовал он. - Мерзну, как идиот, а она сидит где-нибудь в другом месте… или уже в номере?»

Он решил еще раз пройти мимо клубного подъезда - до угла улицы, а потом… потом, - он так и не знал собственно, что следует сделать потом.

«Нельзя так насмехаться надо мной! - раздражался Федя. - В самом деле… Думает, что я паж какой-то!» - приписывал он Людмиле Петровне слова жеманной Флантиковой.

Дойдя до угла и обернувшись, он увидел вдруг вышедшую из клуба Людмилу Петровну. Она была не одна: с ней прощался Теплухин.

«Наконец-то!» - обрадовался Федя.

Но возликовал преждевременно.