Михаил Козаков «Крушение империи»

- Это вас не касается, Фрося! - голосом назидательной ханжи, не менее лукавой, чем ее служанка, остановила ее госпожа Флантикова.

Чувствуя, что излишняя угрюмость и серьезность может показаться уже глупой, Федя улыбнулся в ответ:

- Ах, любопытная какая вы, Фрося!

Она стелила постель, взбивала подушки, и он подумал о. ее руках: мыла ли она их после бутыли, не будет ли пахнуть постель керосином, не загрязнит ли Фрося белоснежную полотняную простынь, которую, как и все постельные принадлежности, госпожа Флантикова, по ее уверению, предоставила (из особого уважения к вдове Галаган) из своего собственного шкафа.

Феде стало почему-то неловко наблюдать, как женщины для другой женщины, с которой он был уже близок, и это для всех тайна, готовят в его присутствии постель: как будто, открыв ее его взору, они показывали не только будущее ложе Людмилы Петровны, а обнаженную ее самое. Он и в этом поступке «сводницы»-хозяйки усмотрел покоробившую его двусмысленность и, попросив разрешения позвонить по телефону, что на самом деле ему не нужно было, вышел из номера и - сразу же - из самой гостиницы.

Выйдя на улицу, он поглядел в обе стороны: не идет ли, наконец, Людмила Петровна? Прождав ее некоторое время возле гостиницы, он решил отправиться к тому дому, где помещался чиновничий клуб, и там встретить ее.

Мороз крепчал, прохожих становилось все меньше и меньше на улицах, они торопливо шагали, почти бежали, растирая себе уши, дыша в приставленную к носу ладонь, наставив воротники пальто, а Федя, не в пример остальным, шел замедленной походкой бог весть отчего замешкавшегося человека, которого и свирепый холод, видимо, не может освободить из плена одолевших его раздумий.