Михаил Козаков «Крушение империи»

Воспаленное воображение Феди рисовало картины, одна другой страшней и необузданней.

«Да, да, она очень, очень порочна! - говорил он себе, вспоминая, как главное доказательство ее греховности, белую ночь в асикритовской комнате. - Разве честная женщина позволила бы себе такое?!. Какая тут, к черту, «романтика», - просто разврат!» - клеймил он самыми грубыми словами Людмилу Петровну. Клеймил за то, что - до этой минуты отчаяния и раздражения - считал чуть ли не высшей радостью в своей жизни.

«Нет, нет, - гнал он прочь робкую мысль в защиту Людмилы Петровны. - Если она могла со мной, и так быстро, то почему она не может с любым?..»

Он без удержу взвинтил себя до того, что готов был подбежать и тут же, на улице, сказать ей что-нибудь резкое, оскорбительное, после чего их встреча стала бы немыслима, конечно. Но мешало присутствие третьего человека, наглого рыжеусого «болвана» (ему казалось, что только это мешает сейчас), и Федя решил, что если не здесь, на улице, то уж в гостинице он сумеет защитить свое достоинство любящего человека.

По дороге, вблизи гостиницы, встретился вышедший из квартиры какого-то пациента доктор Русов.

- В такой-то морозище? Что вы шлендраете на улице, да еще с постным лицом философа? - не то всерьез сердился, не то делал вид, что сердится, доктор Русов. Он был обвязан, как школьники, башлыком, на ногах валенки.

- В киоск хочу, к Селедовскому за газетами, - соврал Федя, а сам посматривал в сторону гостиницы: вот они ужо вошли в подъезд!

- Куда там газеты?! -..махнул рукой доктор. - В такой мороз - поезда с опозданием… Приходите лучше вечерком в помещение чиновников: там сегодня концерт и прочее… «Общество разумных развлечений» - знаете? Надежда Борисовна хлопочет, хлопочет!..