Михаил Козаков «Крушение империи»
- Ваше величество? - сверкая зубами, разжал он рот. - Вы изволили сказать, что пришли к мысли об отречении в пользу великого князя сегодня в три часа дня… Было бы желательно поэтому, чтобы именно это время было обозначено здесь… до нашего приезда сюда.
И все поняли его: он не хотел, чтобы кто-нибудь когда-нибудь мог сказать, что русский монарх, отрекаясь, поступил недобровольно. Что он подчинился бунтующей «черни» и что в насилии над ним хоть как-нибудь мог принять участие «русский человек» и монархист Шульгин!
- Спасибо! - пожал ему руку Романов и поступил по его совету.
- Государь, сегодня, слава богу, второе, а не первое марта! - воскликнул Шульгин и торжественно протянул вперед дрожащие руки.
Ему самому казалось потом, что это восклицание - только и было то единственно «историческое», что блеснуло в серый, чересчур простой вечер смерти русского трона.
Но, видно было, Николай не сразу понял: в тот момент он забыл, что первого марта революционеры казнили его деда!
Но, сообразив, снова сказал:
- Спасибо… да.
И, попрощавшись, торопливо ушел к себе.
- Как эскадрон сдал!.. - спустя минуту вздохнул генерал Данилов. И по тону его не понять было: одобряет он или порицает поведение императора.
По дороге в Могилев, со станции Сиротино свергнутый монарх телеграфировал в Петроград: «Его императорскому величеству Михаилу. События последних дней вынудили меня решиться бесповоротно на этот крайний шаг. Прости меня, если огорчил тебя и что не успел предупредить. Останусь навсегда верным и преданным братом. Ника».