Михаил Козаков «Крушение империи»

Вот что могли кричать и кричали февральским морозным днем женщины - старые, молодые, подростки… Они словно бросали свои горячие, гневные и молящие сердца наземь, - и ничья нога не посмела теперь растоптать их.

И тогда всадники отвели своих коней в стороны, и тысячи людей, предводимые женами, матерями и дочерьми, пошли вперед, неся на знаменах клич революции.

На углу Боткинской повстречался отряд городовых. Однако те быстро бежали при виде моря голов.

Но у Литейного моста - последней преграды к центру столицы - в толпу демонстрантов врезался сам полицеймейстер Шалфеев: бравый седоусый горлопан с красными, как будто всегда с мороза, плотными щеками. В одной руке - нагайка со Свинцовым наконечником, в другой - наган.

Стена черных полицейских шинелей быстро спускалась с моста. Толпа пришла в минутное замешательство.

- Ох, Шалфеев!.. Вчера он тоже так останавливал и разгонял демонстрацию, - удалось наглецу! Но его вчера все-таки спешили и надавали тумаков, - вспоминает по соседству с Громовым рослый красивый рабочий и показывает кулаки, которых отведал вчера Шалфеев. - Напрасно мы пожалели седины и не кончили эту сволочь. Ох, Шалфеев!

Демонстранты расступились, и седоусый полицейский храбрец, ринувшийся вперед, очутился в окружении толпы.

- А ну… попался волк серый!

- Держиморда проклятый!

Пригибаясь, бросается к нему десяток рабочих, его хватают за ноги и опрокидывают на землю, навалившись телами.