Михаил Козаков «Крушение империи»

Городовые спешат на выручку. Они стреляют, но не долго: ответный огонь из толпы, штурмующей мост, обращает их в бегство.

А позади уже с Шалфеева срывают погоны, саблю, отбирают наган и нагайку.

- Пулю на тебя жаль, ирод ты!

- Эй, дядя, подавай сюда!

Кто-то подбегает к застрявшему на дороге возу с дровами, выдергивает, полено из аккуратно сложенной шестерки и, возвратившись, начинает утюжить им полицеймейстера.

- Хватит! - кричат сжалившиеся женщины. Защищая рукой лицо, по которому струится змейка крови,

Шалфеев подымается с земли и, свирепо ругаясь, наотмашь бьет кулаком одну из этих женщин.

В этот момент Андрей Петрович увидел Власова. Тот подскочил к Шалфееву, отбросил руку его, защищавшую лицо, и с криком: «Посмотри мне в глаза!» - выстрелил в полицеймейстера из своего револьвера.

Андрей Петрович шел потом и думал: увидел ли в миг своей смерти Шалфеев власовские глаза?

Зеленые, небывало холодные, с резко обозначившимися кружочками зрачков, они были страшней сейчас, чем выстрел, чем сама смерть.

- Успокойтесь, Василь Афанасьевич, - невольно сказал Громов, беря под руку товарища.

Тот молча прошагал минуту, потом остановился, чтобы закурить, сделал первую затяжку и болезненно улыбнулся:

- Ладно… все в порядке. На то ты и Лекарь, чтобы так говорить. Эх, Лекарь! - напомнил он Громову его партийную кличку.