Михаил Козаков «Крушение империи»

- Да, чудачество… - многозначительно и раздраженно сказал меньшевистский лидер, переглядываясь с Соколовым. - Оно бывает не только у провинциальных педагогов… Простите, Алексей Максимович, нам нужно по одному важному делу революции! - мстил он, отводя Соколова далеко в сторону.

- Революция… гм, хорошо бы так, - поднялся с места Горький, пряча узенький костяной мундштук в жестяной футлярчик. - Ишь громко он как: «по делу революции»?! Видали, Александр Николаевич? Копчик - птичка невелика, да коготок у ней востер! Либер-то, - а?

Оставленный обоими «исполкомщиками», которым сегодня явно пришелся не по душе, а через минуту и спутником своим, Александром Николаевичем, повстречавшимся тут же с какой-то знакомой дамой, писатель неторопливым шагом побрел по залу, вышел в коридор, в котором помещался Исполком. Ириша шла по его следам.

И здесь, в коридоре, произошло то, чего они оба не ожидали. Горький толкнулся было в дверь 13-й комнаты, но стоявший у порога часовой - вольноопределяющийся с пухлым, розовощеким личиком недавнего гимназиста из «хорошей семьи» - решительно пресек его попытку, - и знаменитый писатель молча ретировался.

- Товарищ, что вы сделали?! Вы знаете этого человека? - подбежала Ириша к часовому.

- Никак нет. А что?

- Так это же Максим Горький! - воскликнула она гневно.

- Вот как? Ну… ничего. Простительно не знать… ведь не Лев Толстой, а тот уже помер, - глупо оправдывался, картавя, смущенный вольноопределяющийся, любуясь Иришей.

- Эх ты… мозги всмятку в дырявой лоханке! - прикрикнул на него выскочивший из соседних дверей низенький, с монгольским лицом кронштадтец. - Максим Горький - это же наш… наш!