Сергей сорвал календарный листок. Двадцать пятое августа. До начала учебного года осталась ровно неделя.

На кухне, под солонкой, лежала записка: «Погрей макароны. Компот в холодильнике». Крупный, «школьный» почерк, такой знакомый с детства, вдруг заставил сердце болезненно сжаться. В последний раз она не ругала, не возмущалась, вообще даже не сказала ничего. Просто быстро взглянула, встала с дивана и закрыла дверь своей комнаты. Молча. От этого было как-то особенно больно. И стыдно. Уж лучше бы она ругалась. Но мама вообще редко повышала голос. Только в крайних случаях. Случаи участившихся появлений сына в нетрезвом виде, без сомнения, были крайними. Но позавчера Галина Васильевна просто молча закрыла дверь. А за весь вчерашний день они так и не встретились.

В голове крутилось что-то ускользающее. Сергей никак не мог его ухватить: то ли видел что-то странное, то ли слышал. Какая-то чепуха приснилась, что ли?

В прихожей зазвонил телефон.

- Сметаны купи и хлеба. Я вернусь поздно, - усталым голосом сказала Галина Васильевна.

Захотелось плакать, как в детстве.

- Мам…

- Что?

- Мам, ну прости меня, пожалуйста.

- Сережа, я это уже слышала.

- Мам, ну… все. Ну, честное слово, все.

- Я-то прощу, конечно. Я - твоя мать. Но ты о своей жизни все-таки подумай на досуге. Если так будет продолжаться, дальше-то что?

«Дальше? А дальше он будет много безобразничать, потом долго сидеть в тюрьме, а потом его пристрелит киллер», - ехидно пропел за спиной гаденький, скрипучий голосок.

Сергей вздрогнул и оглянулся. Визгливо скрипела открытая форточка, которую из стороны в сторону мотал ветер.

26