По ту сторону пистолета стоял тринадцатилетний подросток в алом пионерском галстуке и храбро смотрел в глаза смерти.

- Нет, - Вера невольно ухватилась за дверной косяк.

Он был убит двумя выстрелами в голову. От лица, наверно, ничего не осталось.

- Нет! - отчаянно закричала Вера.

- Да, - цинично сказал киллер.

- Нет! Ты не сделаешь этого, гад!

Вера суетливо собрала все листки и Газету в пакет, сняла телефонную трубку. Очень отстраненно она понимала, что в этот миг переходит зыбкую грань, отделяющую нормального человека от ненормального, и что если сейчас не затормозить, есть опасность всерьез и надолго попасть в ту самую категорию людей. Но все это было уже не важно. Ее словно затягивало в какую-то гигантскую воронку. Сердце колотилось все сильнее и чаще - сто, двести ударов в минуту. Вера набрала код и семизначный московский номер. Послышались длинные гудки. Стало темно, и только колючие, крупные звезды стремительно полетели навстречу.

 

…Незнакомый двор, длинный и узкий, напоминал тоннель. Однотипные пятиэтажки старой, может быть, еще довоенной постройки казались громадными, как и полагалось домам с квартирами-«сталинками». Солнце уже зашло, но пока не стемнело. «Дэзи! Ко мне!» - совсем рядом позвал детский голос. На шершавой серой стене висела табличка : «ул. Эйзенштейна, дом 3».

Сергей открыл глаза и, полежав две-три минуты неподвижно, с трудом оторвался от подушки, заставляя себя принять вертикальное положение. Противно и мерзко болела башка, ощущение, что во рту сдохла и разложилась собака, вызывало чувство брезгливости к самому себе. Он долго и тщательно чистил зубы, с неприязнью косясь на собственное отражение в зеркале: ну и рожа, глаза бы не смотрели. Вообще-то он еще вчера понял, что ему как-то разом все надоело: сборища эти за пустырем на стройке, пьянки, разборки с пацанами из соседнего микрорайона. Какое-то мутное болото, от которого в конце концов делается тошно. Хотя, затягивает, чего уж душой кривить. Есть в этом что-то… Какое-то шальное чувство свободы, что ли. И все равно надоело. И еще мама… Хорошо, что вчера успел до ее возвращения проскочить, а утром (точнее, какое там утро, день уже давно), когда она снова уходила на работу, спал. Но она, надо думать, все равно поняла. Запах. Запах, наверно, был сногсшибательный.

25