Сергей Граховский «Рудобельская республика»

— Кого ловить? Толком, дед, говорите, — вмешался Соловей.

— Как это кого? — вытаращился дед. — Иду это я на дровотню, дай, думаю, бабе щепы наколю, да и до волости побегу на собрание, только вижу, кого-то нечистая сила от батюшки несет. Бугай бугаем, ноги не держат, качает его у забора с боку на бок. Сам в кожушке замызганном, а холявы блестят. Присмотрелся: морда красная и рыжие усы торчат — побей меня бог! — стражник Минич… Я за топор да за ним. «Стой, — кричу, — гад печеный! Теперь народ тебя судить будет». А он как сиганет через изгородь да как влупит по пашне, а я следом, а я следом. До самой гати гнал. Помогите, браточки, изловить, да и повесим его на воротах всем обчеством, чтобы знал вперед, как измываться над мужиком. Это ж я по его милости вшей кормил и в щепку высох.

Кто посмеивался над Терешкой, а кто и готов был бежать и ловить стражника.

— Пусть побегает. От закона он нигде не укроется,— спокойно заговорил Соловей. — Поймаем и будем судить по всей форме. А топорик ваш, дедушка, нам кстати. — Он взял у старика небольшой легкий топорик. Хлопцы приставили к крыльцу лестницу, Максим подал гвозди. Сжимая одной рукой флаг, а другой топор, Александр осторожно взобрался на крышу.

Ветер подхватил, развернул алое полотнище, оно натянулось, затрепетало, зашелестело в хмуром осеннем небе. А когда сверкнуло солнце, флаг посветлел, по нему побежали густые пунцовые волны.

Люди, задрав головы, глядели на трепещущее, словно язык огромного пламени, полотнище.

В Рудню и Ковали, в Лавстыки и Новую Дуброву расходились веселыми говорливыми толпами. Медленно, с палочками топали деды. Верилось и не верилось, что будет так, как объявил Романов сын. Кое-кто сомневался:

— Кто написал те законы, бог его ведает. Миколай был, что ни прикажет, хоть верть-круть, хоть круть-верть, а сполнить должон; какой-никакой, а ипператор. А тут — Совет. Что за сила у того Совета, еще поглядим. Царские ж генералы с ахвицерами целехонькие, что надумают, то и сотворят.

— Не тот страх, что впереди, а тот страх, что сзади, — возражал ему бородатый дед. — Хоть раз наедимся