Сергей Граховский «Рудобельская республика»

Соловей стоял босой на теплом булыжнике. Парчук не знал, что делать. Оп хлопал белесыми ресницами и молчал.

— Быстрее, быстрее! — поторапливал командир.

— Такой и отца родного разует, — возмущались красноармейцы. — Душу черту заложит, гад печеный.

Парчук еще пробовал отнекиваться и оправдываться, но сапоги все же обул, а свои опорки привязал к скатке. Батальон тронулся со двора на станцию.

— Запевалы, на середину! — скомандовал Соловей.

Заколыхались штыки, сотни голосов подхватили:

Смело, товарищи, в ногу…

Песня звучала как присяга. Выпрямлялись спины бойцов, далеко-далеко глядели глаза.

А спереди и с боков, вплоть до самого вокзала, бежали те самые замурзанные хлопчики, что всегда встречали и провожали красноармейские части.

3

Над житом, над придорожным ракитником клубилась густая пыль. Солнце затянуло тонкое белесое марево. Привяли травы, склонились ромашки и колокольчики, шелестело былье под ногами. В пыльном облаке мерцали штыки, раздавался глухой и мерный шаг солдатской колонны.

Только что бойцы оставили тревожно притихший Минск. Казалось, люди поблекли, сжались в ожидании неотвратимого страшного нашествия. Они молча укладывали узлы на балагольские длинные дроги, спешили, куда-то ехали, а сами толком не знали куда.

Красноармейцы шли навстречу белопольской армии, чтобы преградить ей дорогу, задержать, не пустить дальше. К бобруйским батальонам присоединился борисовский, два новогрудских и минский стрелковый полк. Пополненные, шли они на Прилуки. Приближаясь к селу, пропотевшие, запыленные бойцы подтягивались и запевали песню. Выходили к воротам пожилые крестьянки; выбегали с выгоревшими, как солома, головками хлопчики; уцепившись