Сергей Граховский «Рудобельская республика»

конница проскочит мост и подойдет к Поречью. Он прислушался.

— Дядька Терешка, послушай и ты, не иначе — они. Старик сдвинул на одно ухо заячий треух и прильнул к борозде.

— Эге ж, Андрейка, слыхать.

— Отряд, пли! — скомандовал Путято.

Грохнул и прокатился залп. То в одном, то в другом конце села отвечали выстрелами. Наверное, очухались часовые. До партизан долетали крики, слова команды, вопли раненых. И вдруг на дальнем конце села послышалось протяжное многоголосое «ура!». На пригорке появилась конница, засверкали шашки, захрапели кони. Развевались на ветру крылья островерхих шлемов. Жолнеры выскакивали в расстегнутых мундирах, без шапок, в одних носках: ошалевшие, перепрыгивали через заборы, прятались в хлевах и за амбарами. Некоторые на неоседланных лошадях рванулись но узкой улице на кладбище в молодой сосняк. У церкви заговорил пулемет и свинцовым шлагбаумом перекрыл дорогу на улицу села.

Красноармейцы осадили лошадей, спустились в низину и начали окружать Поречье. Партизаны ползли к огородам, крались сквозь кусты, растущие на кочковатой пойме, чтобы с тыла прорваться на улицу и заткнуть огненную пасть пулемета, прикрывавшего отход легионеров. Белополяки, как из дырявого мешка, сыпались с другого конца деревни и пропадали в сосняке. Наконец дорогу им перерезала красная конница, ливнули свинцом кавалерийские карабины, засверкали клинки.

Дед Терешка не поспевал за молодыми. Сдвинув набекрень треух, он выскочил из-за куста крыжовника и заметил за стогом желтый мундир.

— Стой, пся крев! — крикнул старик, вскинув винтовку, но из-за угла прогремел выстрел. Терешка вздрогнул, пошатнулся, схватился руками за лицо и медленно стал оседать на грядку с мерзлыми кочерыжками срубленной капусты.

Его нашли после поля. На жиденькой бородке запеклась кровь, раскрытые глаза глядели в холодное серое небо.

Разгром партизанами и красной конницей пореченского гарнизона нагнал страху на белополяков. По селам поползли слухи, что из Гомеля прорвался полк Красной