Сергей Граховский «Рудобельская республика»

— И то правда, — соглашались хлопцы и оправдывались: — Коли ж руки без работы чешутся.

У маленького будана в чугунном казане Параска варила похлебку из пшена. На необструганном древке, прибитом к будану, висел слегка вылинявший ревкомовский стяг. Женщина перехватила веселый взгляд командира.

— Сушу, а выглажу уже дома. Скоро же над волостью вывесим.

— Скоро, Параска. И теперь навсегда. Не сегодня-завтра Красная Армия ударит по всему фронту, а здесь мы поможем. Так что скоро и детей обнимешь.

— Дай же боже. Подросли, видать, за зиму. Узнают ли?

— Где ж они теперь?

— У матери на футоре маются. Бульба есть, так чего им бедовать? А сердце все же ноет. Только б здоровенькими были.

Параска тосковала по детям, по своей хате и думала, думала про Александра Соловья. Это он перевернул всю ее жизнь. Кажется, кликнул бы — в огонь за ним бросилась.

Она тихо вздыхала и порой даже молилась за пего.

На другой день пасхи партизанские разведчики узнали, что кто-то застрелил старого Романа и он до сих пор лежит у дороги. Ночью отряд Андрея Путято окружил Хвойню. Неслышно сняли часовых, и за каких-нибудь полчаса от жандармерии и пастерунка ничего не осталось. Левков в ту же ночь захватил Рудобельскую волость, а Игнат Жинко со своим отрядом выбил взвод легионеров из имения.

В середине мая 1920 года в волости уже не осталось ни одного оккупанта. Партизаны перешли Птичь, бои гремели между Затишьем и Рожановом, а через Поречье на помощь партизанам шла Красная Армия. Она начала наступление по всему фронту. Дрогнуло, закачалось и сдвинулось, как весенняя льдина, вооруженное, обмундированное и откормленное Антантой войско. Оно оставляло белорусские местечки и села, города и городки. Легионеры врывались в хаты, хватали все, что может пригодиться в дороге, — горшочки с медом, сало, масло, яйца. Отступая, разрушали мосты. Они боялись лесных дорог: березняки и ельники палили по оккупантам — партизаны отбивали обозы с награбленным добром.