кэгэбэшникам было мало, что она ни за что, ни про что десять лет провела в лагерях? Неужели мало? Что им еще было от нее нужно? Или они так отомстили ей за «громкий» отъезд ее дочери за границу? За то, что она посмела нарушить советское «табу» и вышла замуж за американца? С трудом верится, но, наверное, все же это так. А теперь вот и вам, сволочам, хвост прижали! Нет газеты, которая не печатала хотя бы два раза в неделю о злодеяниях КГБ, НКВД или ОГПУ. С каким-то мстительным чувством Катя читала эти материалы, хотя временами мелькала мысль: «Да им-то что от этого? Ни холодно, ни жарко… » Ведь большинства людей, которых клеймили и обличали газеты и журналы, давно уже не было в живых, а другие были дряхлыми стариками-пенсионерами. Впрочем, те, кто убил ее мать, наверняка еще работают в этой проклятой системе, тут же думала Катя, и неужели им так все сойдет с рук, и ее несчастная мать не будет отомщена? Нет-нет, вот снимут фильм, она сделает все, чтобы прокатать его по всей Америке, по Европе - весь мир узнает… Ну и что, если узнают? - тут же приходила холодная равнодушная мысль - мало мир узнавал о гнусностях, которые творятся ежедневно? И что случалось? Обрушивался ли на головы палачей гнев людской? Или гнев Божий? Да ничего подобного! Поохают-поахают и вскоре забывают до очередного сенсационного разоблачения… Да и что будет с людьми, если они захотят сохранить в своей памяти все подлости и гнусности, творившиеся на земле хотя бы за одно двадцатое столетие? Эдак ведь и с ума сойти недолго. Человечество инстинктивно отторгает из своей памяти всю несправедливость, чтобы мочь жить, чтобы справляться с насущными, каждодневными бедами… И Катя все отчетливей понимала, что нужно это только ей одной…

Догоревший окурок сигареты обжег пальцы. Она вздрогнула, погасила его в пепельнице, затем медленно разделась и легла в кровать, накрывшись одеялом с головой. Она скоро заснула и ей снился сын Иван…