- Откуда ты можешь знать, мама, ты ведь давно… тебя ведь… - забормотала Катя, но мать продолжала, словно и не слышала, что она бормочет.

- Ты должна помнить, Катенька, играя меня, что я всегда верила… даже когда мне приходилось совсем невмоготу, я все равно верила… даже когда умирала от голода, и у меня опухли ноги, и я не могла вставать, я все равно верила…

- Во что, мама?

- В будущее… в добрых людей… в родину… в свой народ… Ты должна каждую минуту, каждую секунду помнить об этом, когда будешь играть меня… Иначе у тебя ничего не выйдет, я буду мертвой на экране, и все, кто меня знает, скажут тебе, что это не я.

- Кто тебя убил, мама? - вдруг спросила Катя. - Ты можешь сказать мне, кто тебя убил?

Ольга Александровна замолчала, глядя на дочь, молчала она невыносимо долго, и вдруг странная улыбка зазмеилась на ее губах, и Ольга Александровна тихо рассмеялась, и смеялась она все громче и громче… Катя вздрогнула и проснулась. Потерла виски, взглянула на часы - было четверть одиннадцатого.

- Ах, черт, - шепотом выругалась Катя, выбралась из машины и бегом направилась к дверям магазина.

Она накупила всего сверх всякой меры - водку и виски, разные салями и красную рыбу в термической упаковке, и банки с маслинами, и окорок, и ветчину, и осетрину. Продуктов набралось два полных картонных ящика, и Катя попросила продавщицу помочь отнести ящики до машины. Продавщица позвала рабочего из подсобки, и тот лениво, не торопясь, отнес коробки, уложил их в багажник. Катя сунула ему в ладонь десятидолларовую бумажку. Рабочий удалился, забыв сказать «спасибо». Катя села в машину и резко тронула с места.