В полумраке слышался горячий, взволнованный голос Кати:

- Я боюсь, Витя… Ты ведь любил меня молодой. красивой… а теперь я старая, Витя… мне страшно…

- Ты глупая… только теперь я полюбил тебя по-настоящему, - так же шепотом отвечал ей Виктор и осторожно целовал в глаза, щеки, губы, гладил ладонями по спине, талии.

- Отвернись, пожалуйста… пока я разденусь… - стыдливо попросила она. - Прошу тебя…

- Да я и так ничего не вижу, - улыбнулся в темноте Виктор. - Только твои глаза. Катя…

- Отвернись…

Виктор послушно отвернулся, послышалось быстрое шуршание одежды, стукнул об пол туфель, потом второй, в тусклом полумраке молочно забелело обнаженное тело. Катя легла в постель, накрылась тонким шерстяным одеялом.

- Иди ко мне…

И он с лихорадочной торопливостью начал раздеваться, запутался ногой в штанине и упал, ударившись коленом об пол. Катя тихо рассмеялась. Потом он никак не мог расстегнуть пуговицу на рукаве рубашки, рванул - пуговица оторвалась. Виктор чертыхнулся шепотом, сбросил рубашку и шагнул к кровати… В эти короткие, мучительно- сладостные минуты они забыли обо всем, и всей душой, каждой клеточкой плоти своей ощущали, жили друг другом.

- Милый… - стонала Катя, задыхаясь от счастья и горя, от тоски и пустоты, от чувства, будто, она падает в бездонную пропасть, и под сердцем становится пусто, и волна обжигающей крови, словно прорвав плотину, заливает голову, сердце, душу…

- Милый… милый… милый…

Потом они лежали, обессиленные и влажные от пота, обнявшись, и курили одну сигарету, которую держал Виктор. На столике светил ночничок под небольшим красным абажуром.