Отец долго молча смотрел на него, потом повернулся и ушел к себе. Виктор проводил его взглядом, на мгновение захотелось окликнуть отца, попросить у него прощения, поговорить с ним по душам, выпить, пожаловаться на паскудные неурядицы, на пустоту и одиночество, которые преследуют его в жизни… Один он, совсем один! Даже когда работает, когда репетирует с актерами, разговаривает с оператором или художником, когда крутится среди множества людей, он все время ощущает себя одиноким и, в сущности, никому не нужным человеком. Конечно, допустим, сейчас в нем есть необходимость и вокруг него множество народа, и он всем нужен, все лезут с вопросами, советами, дружеским участием, но нужен он этому множеству людей не как человек Витя Бредихин, а как режиссер, который снимает фильм, и они все участвуют в этой работе, а от него в конечном счете зависит, будет ли эта работа хорошей, будет ли иметь, как теперь принято выражаться, успех или нет, а значит, получат ли они хорошие гонорары или нет. Когда же работа над фильмом кончалась, это множество людей просто-напросто забывало о нем, переставал беспрестанно звонить телефон, никто не интересовался его самочувствием, настроением, его житейскими сложностями, никто не спешил прийти на помощь, предложить свои услуги в том или ином деле, часто не имевшем к фильму никакого отношения. О нем просто забывали и даже начинали ругать, критиковать. И происходило это вовсе не потому, что его окружали плохие, черствые, эгоистичные люди. Он был нужен им как режиссер, который может принести определенную пользу. А когда принес эту пользу, то мгновенно становился не нужен… Вот и вся арифметика. Ведь и он точно так же относился к другим - не как к людям, у которых своя судьба, свое имя, свои горести и радости, а как к актеру, художнику, звукооператору, директору, ассистенту, второму режиссеру, короче говоря, не как к человеку, а как к определенной функции… Так чего же сетовать и горевать, обижаться на других, когда сам такой же? Все такие… весь мир… Даже Вадим Антоненко, друг, родной человек, который для Виктора был дороже любого родственника, мог по месяцу не звонить, хотя бы для того, чтобы просто полюбопытствовать, жив он еще или уже подох?