Второй раз он пришел в себя уже ранним утром. Его колотил озноб. Какой-то монотонный громыхающий гул доносился издалека. Виктор с трудом поднялся, цепляясь за деревянный ящик, неверными движениями стал отряхивать куртку, джинсы. Страшно болела голова, перед глазами все кружилось и расплывалось. Его стало тошнить. Он долго утирался платком, чувствуя на лице ноющие ссадины. По-прежнему слышался непрерывный громыхающий гул. Виктор медленно пошел, с трудом передвигая ноги. Все тело при каждом шаге отзывалось болью. Он пересек Первую и Вторую Брестские и вышел на улицу Горького и остановился, словно натолкнулся на препятствие.

По улице Горького размеренно, высекая гусеницами искры из асфальта, нескончаемой колонной шли танки и БТРы. На броне сидели солдаты и офицеры, курили, поглядывая по сторонам. Поперек груди у многих висели короткоствольные автоматы.

Один из лейтенантов обратил внимание на Виктора, стоявшего на углу, прислонившись к стене, присмотрелся и засмеялся.

- О, хорошо погулял мужик! - громко сказал он, и другие солдаты и офицеры стали смотреть

на Виктора, смеялись. Потом один крикнул, сложив ладони рупором:

- Топай домой, мужик! А то опять бока намолотят! - и раздался дружный веселый смех.

Наступало девятнадцатое августа тысяча девятьсот девяносто первого года…