- Это не баронесса - это оторва! Сущая оторв хоть и баронесса! Не поверите, я с ней уже замучилс Ну ничего. Объявится - я ей устрою.
- А я думаю, не стоит. По-моему, она очень xoj шая девушка.
- Девушка?.. - Петрович чуть было не задохнулся.
- Ну какая разница? Пусть себе катается на здоровье. По правде сказать, машина-то женская. Вы ше успокойтесь. Сами же говорили, что нервы надо речь. Давайте лучше присядем, подышим воздухом, и погода какая-то божественная. Располагает…
Они присели на ступеньки у входа в ресторан.
- Пал Палыч, ведь я был уверен, что вы мне скажете: это, мол, ваша достойная ученица или что-нибудь в этом роде… Слушайте, а давайте позвоним вашему Скобликову. Пусть пришлет машину. Он же обещал.
- Увы, Петрович, но этого я сделать тоже не могу. Мобильник-то снова остался в машине, а его номер я не помню. Он у меня в памяти телефона записан.
- Да, представляю себе последствия, если в данный момент эта шпана разговаривает с ним по телефону.
- Ну и что? Допустим, она ему скажет, что меня наконец-то грохнули злые недруги и тело мое бренное валяется на мусорной свалке, где-нибудь под Звенигородом. Как ни скрывай, а такая стратегическая информация все равно просочится и в прессу, и на телевидение. С утра на бирже начнется переполох, котировки резко упадут, его Величество Доллар сначала зазнобит, затем бросит в жар… А тут и я - живой и невредимый. Что, скажу, не ждали? И не дождетесь! Если, конечно, завтра опять не скрутит в три погибели… Или не согнет в бараний рог.
- Может и скрутить. Не ручаюсь. Только диагноз я вам поставил точный.
- Да я это и сам чувствую. И лечиться мне, похоже, придется самому.
- Ох, не имею я права так говорить, но скажу, - подобно Муссолини, Петрович вытянул вперед свою нижнюю губу. - Испытываю к вам, Пал Палыч, искреннюю симпатию.
- И я вам очень благодарен. И баронессе вашей.
- Ой, не упоминайте! Хорошего ремня этой баронессе.
- Я взрослый человек, - неожиданно послышался ее звонкий голос. - И никому не позволю так обращаться с собою. Какой может быть ремень, если я - женщина?