Уже через минуту к раскатистому многоголосью внутренней стороны виадука присоединились встречные полосы движения, вдвое увеличив амплитуду звучания при и без того идеальной акустике. И, когда неожиданно быстро возобновилось движение и стоявшие впереди вне тоннеля машины жадно ринулись по своим делам, неоднократно спетая песня звучала вновь и вновь, не давая ни малейшей возможности, хотя бы на сантиметр, продвинуться вперед сзади стоявшему транспорту.

«Малиновый звон на заре,

Скажи моей милой земле,

Что я в нее с детства влюблен,

Как в этот малиновый звон…»

Увидев вошедшего человека, Лариса Дмитриевна вскочила с кровати и, несколько раз безадресно шарахнувшись в разные стороны, в итоге забилась в угол палаты, одной рукой прикрыв лицо, другую выставив вперед. Не меняя положения рук, она села на корточки и замерла. В этой позе с распущенными светлыми густыми волосами Лариса напоминала добротный снимок профессионального художника-фотографа, и лишь слегка подрагивающая вытянутая рука вьщавала в ней присутствие жизни.

Пал Палыч, будто вкопанный, стоял у входа не в состоянии шагу ступить и только слышал, как бешено колотится его сердце, готовое в любую секунду вырваться из груди и добежать до женщины с распущенными светлыми волосами, чтобы заключить ее в крепкие объятия.

- Лариса, это я. Ты меня не узнаешь?

Она опустила руки и на удивление ясным, осмысленным взглядом окинула Пал Палыча с ног до головы. Лариса казалась совершенно спокойной, словно минуту назад не металась в панике по палате, ища себе безопасное место.