Все-таки следует признать, господа, что с самого начала этой - как мы уже отмечали ранее - странной истории постоянно происходят совершенно непонятные, подчас необъяснимые, идущие вразрез со здравым смыслом и логикой события. Да вот вам и свежий пример налицо: как и чумазый, который играть не может, так и Игорь Олегович Скрипченко, не мог знать французского по определению. Уж извините, граждане, но даже у бывших чиновников высокого ранга все же есть пределы совершенства.

Как водится, при крематории есть и кладбище. Остроголов стоял на асфальтированной дорожке между рядами могил, казалось, без мысли в глазах застывшим взглядом уставившись на чей-то мало чем отличавшийся от остальных надгробный памятник из обычной плиты. К Пал Палычу подошел Николай и слегка коснулся рукой его плеча. Даже не вздрогнув, Остроголов медленно повернул голову и, посмотрев в глаза Николаю, безучастно спросил:

- Скрипченко увезли?

- Увезли, Паша. Давно увезли. Минут двадцать назад. Поехали отсюда.

- Нет, - он отрицательно покачал головой. - Если хотите, оставьте мне какую-нибудь машину. Я поеду позже. У меня здесь, кажется, рандеву наметилось.

- Какое еще, к черту, рандеву? - не на шутку насторожился Николай. - Ты что удумал, Палыч?

- Не дрейфь, Климент Ефремыч Ворошилов, - легкая ухмылка появилась на лице Остроголова. - Я вовсе не склонен к суициду. Мне пока еще есть ради кого жить. Да и долги не розданы. А ты знаешь, Коля, - снова бросив взгляд на памятник, Пал Палыч затем подошел к нему поближе, - Скрипченко-то к Сережиной смерти непричастен. Я это сейчас очень хорошо понял. Стоя здесь. Да и Костю, похоже, тоже не он.

- Я, Пал Палыч, офицер, - в спину Остроголову ответил Николай, - и честь свою еще не утратил. Скрипченко - мой враг. Я таких давил и давить буду. Он враг мне, моей семье, а, значит, моей стране. Что бы там ни было, но она пока есть, и разрушить эту страну никто и никогда не сможет. Кроме нас самих. Изнутри.