Старая площадь, избрав иезуитскую тактику, передавала свои замечания отдельными порциями. Подобно лекарственным вливаниям.

Тактика эта не лишена коварства: всякий раз автор уповает - вот и последняя «инъекция». Ан нет, не последняя. А психика-то у человека не железная…

В кабинетах на Старой площади сидели не дармоеды, сидели читатели особого ранга, высокой квалификации, доподлинно ведавшие: что сегодня «проходимо», а что - извините. Впрочем, до извинений не опускались.

Высокое внимание привлек, например, Лева, один из членов семьи Рахленко. После успешной комсомольской карьеры Лева продолжал было беспрепятственно продвигаться вверх. Пока по пути его не подхватил «черный ворон» - распространенный вид транспорта в тридцать седьмом году.

В ЦК простодушно улыбнулись. Никакого тридцать седьмого года отродясь и не было. Да и о репрессиях никто из служивших на Старой площади не слыхал. Откуда у Рыбакова такой вздор? Такие наветы?

Совершенно подавленный Анатолий вернулся из очередной поездки в столицу. Даже в его идеально продуманные расчеты такой «хук справа» не входил..

Мрачнее тучи уселся под плакатик «Чтобы написать, надо писать».

Оставалось только заменить Леве биографию и, соответственно, характер. Убрать «черный ворон», тюремную камеру. Иными словами, заменить «клевету» «правдой-маткой».

Заново рожденный Лева Рахленко вместе с женой нечаянно гибнет под колесами поезда, который, видимо, ожидал их на запасном пути.

11