Не обладая золотым характером, я охотно послал бы его подальше. Но удерживал возрастной ценз. И, как-никак, положение хозяина. Да и держался гость хоть и весьма свободно, однако не по-лауреатски.

Мы шли сперва улицей Серафимовича, потом по Довженко. Это был уже Мичуринец - поселок, примыкавший к Переделкину. В конце его тянулась одноэтажная дача, напоминавшая трамвай. Одна ее половина принадлежала Анатолию Рыбакову, другая - Маргарите Алигер.

Обстановка у Рыбакова оказалась довольно аскетичная. Книг сравнительно немного. На стене портреты: видимо, родительские. От руки выполнен девиз, явно обращенный хозяином к самому себе: «Чтобы написать, надо писать».

Следов женщины незаметно. Но и холостяцкая запущенность не дает себя знать. Несмотря на их затяжной развод, в будущем мне предстояло познакомиться с женой, с Натальей Давыдовой. Она и поныне звонит нам. Теперь уже из Германии, поскольку в определенный момент вспомнила о своих немецких корнях.

Непредвиденный визит на окраину Мичуринца имел для меня куда более серьезные последствия, нежели можно было предположить в день первой встречи.

Хозяин упорно шуровал в ящике письменного стола, где мне на зависть царил порядок, рылся в папке. Удовлетворенно извлек вырезку - мою недавнюю статью из «Литературной газеты». Красным карандашом подчеркнута фраза. Ее нехитрый смысл: зря критики обрушились на роман «Лето в Сосняках» - лучшее из написанного А. Рыбаковым. Только-то.

- И это все? - искренне удивился я.

4