Стараясь держаться возможно официальнее, я сказал Наташе, что могилу мы переносим. Но должны получить разрешение вышестоящих инстанций; требуется знать, чья могила. Таково правило. Таков закон. Их мы не смеем нарушить, иначе остановится строительство дороги. А дорога должна быть закончена в твердые сроки. От этого зависит открытие международного туристического центра в Поронске. Туристический центр - это, между прочим, валюта. Недобор валюты - подрыв государственного бюджета.

Так я ей все это расписал, так разукрасил. Она если не смягчилась, то, во всяком случае, прониклась серьезностью задачи. И сам я, несомненно, вырос в ее глазах. С этого бы мне, дураку, и начинать тогда в школе, а я завел бодягу насчет танцев. Впрочем, возможно, все к лучшему. Ей теперь не может не быть стыдно за то, что ошибочно приняла меня за пошляка и циника.

Михеева, сухощавого старика с садовым ножом на поясе и двустволкой в руках (он стрелял по галкам), мы застали в саду. Пахло яблоками. У ворот лежали кучи песка, торфа, навоза. На цепи рвалась и лаяла овчарка.

- Скажите, пожалуйста, у вас в войну лежал наш раненый солдат? - спросила Наташа. Задавать такие вопросы было для нее делом привычным.

Михеев оперся на ружье, посмотрел на нас:

- Какой такой солдат?

- Наш, советский, при немцах, - пояснила Наташа.

- Был у меня солдат, был, а как же, - охотно подтвердил Михеев.

- Вы его фамилию не помните?

- Как можно помнить то, чего не знал, - ответил Михеев, - чего не знал, того не знал. И не знаю.

Я протянул ему фотографию:

- Есть он здесь?

Михеев надел очки:

- Зрение уже не то, да и времени прошло много, стираются детали в памяти человеческой..

Он долго рассматривал фотографию. Потом посмотрел на меня, на Наташу и показал на самого молодого солдата: