- Видите ли, - ответил я, - один наш солдат разгромил немецкий штаб. И мы не знаем, кто это сделал: ваш отец или кто-нибудь другой.

Валерий Петрович развел руками, улыбнулся:

- Он был тихий, скромный человек. Штаб разгромить - значит, очень уж рассердили его немцы… Он был добрый, любил детей. Покойная моя мама рассказывала: когда отец уходил на войну, он взял на память о нас, о сыновьях - у меня еще есть старший брат, - так вот отец взял на память нашу игрушку.

Я чуть не встал даже, но удержался.

- Какую игрушку?

- Что-то из детского лото. Знаете, есть такое детское лото: большая карта с картинками и маленькие картонки. На них обычно изображаются звери, птицы. Вот одну такую он взял.

- Вы не помните, какую именно?

- Не помню и не могу помнить: мне тогда было двенадцать лет.

Все или почти все было для меня ясно.

Я посмотрел на часы, встал:

- Извините, мне пора.

- Оставайтесь у нас обедать, - предложил Валерий Петрович.

- Спасибо, надо ехать, в семь часов поезд.

- Ну что ж, - Валерий Петрович протянул мне руку, - рад был с вами познакомиться.

Потом он спохватился и, смущаясь, спросил:

- Может быть, нужны деньги на памятник?

- Нет, все уже сделано. До свидания.

Я повернулся к Зое, кивнул и ей:

- До свидания!

Она встала:

- Я вас провожу.