Женю называли «певцом семьи». Действительно, это была одна из главных его тем («Жена», «Моя любимая стирала…», «Поэма о холостяке и об отце семейства», «Она» - так называлась даже одна из его книг, «В час постелей», «Купание детей»).

Но вот парадокс: «певцу семьи» органически, как воздух была нужна свобода от семьи. Особенно мучительны бывали для Жени наши совместные походы в ЦДЛ: то я с кем-то поговорю дольше, чем ему хотелось бы, то улыбнусь кому-то лишний раз. В ЦДЛ он любил ходить один - вот тогда веселье, тогда раздолье! «Вольный казак» - называла его наша близкая подруга Жужа Раб, известная венгерская поэтесса и переводчица. Ей в стихах вторил Евтушенко:

И вот - глава кутил и балагуров,

Забыв семью, как разговор пустой,

Идет мой друг - Евгений Винокуров,

Из всех женатых самый холостой.

Однако первый вопрос, который Женя задавал, открывая дверь: «Таня дома?»

Жена ждет его дома, поддерживает огонь в очаге - вот был идеал Жениной семейной жизни. Я дорисовывала картину: кудрявые овечки пасутся на зеленой лужайке, пастух играет на дудочке, под ее мелодию детишки в веночках ведут хоровод. Злилась, естественно.

Но вот меня нет дома. Женя снимает пальто, садится за телефон. В алфавите на букву «Т» не только мои рабочие телефоны, но и телефоны моих подруг. Звонит Гале Евтушенко - никто не отвечает. Нет дома и Тани Слуцкой, нет Мирели Шагинян. Набирает номер Евгении Самойловны Ласкиной. «Евгения Самойловна, здравствуйте, Таня у вас? Можно ее на минутку?» Канючит: «Таня, приезжай, а? Что-то грустно, одиноко, не задерживайся, а…»

Прибегает Марина Ключанская: «Ты знаешь, мы переезжаем», - и называет какой-то совсем новый район. Оказывается, Марина написала письмо Булганину с которым работал ее отец до ареста, тут же выделили специального следователя, через три недели ее отца реабилитировали, а их из коммуналки на Арбате переселяют в двухкомнатную квартиру. «Чудеса какие-то», - говорю я ей. Но она настаивает на том, что такая практика существует, так что пусть моя мама сейчас же напишет письмо Микояну. «И если они не возвращают старые квартиры, - говорит Марина, - то дают новые».

Мы с Женей едем к маме в Загорск. Рассказываем ей эту историю, и я ее тороплю: «Садись, пиши! Ты представляешь, мы наконец-то будем жить вместе!» И тут моя мама заявляет, что никогда не будет писать Микояну. «Микоян - предатель, - говорит она мне, - сначала он предал своего брата, не защитил его (имеет в виду Микояна-авиаконструктора), а потом предал твоего отца». Я понурилась: слушать об этом больно. И все-таки на обратном пути в электричке мы с Женей решили - напишем письмо сами, но от маминого имени, перевезем ее к Анюте и укажем обратным Анютин адрес: поедет ли следователь в Загорск, мы уверены не были. И вообще чем мы рискуем, в конце концов? Не получится, так не получится…