Но Марина оказалась права. Недели через две звонит Анюта, рассказывает: «Танюшка, сегодня приезжала большая комиссия с врачами, а под окном поставили «скорую помощь», поговорили немножко с Натальей Владимировной и на этой «скорой помощи» увезли ее в Боткинскую больницу. Сказали: передайте дочери - пусть придет вечером в спецкорпус (это их отделение Кремлевки) поговорить с врачом».

Вечером я узнала мамин диагноз: рак надпочечника, метастазы уже в легких. «Жизнь вашей мамы, - сказал врач, - может оборваться достаточно быстро, если у нее есть какие-то дела, надо спешить». Маму произвели в ранг пенсионера «союзного значения», пенсия была больше той зарплаты, которую я получала, работая в Доме литераторов. И предложили ей двухкомнатную квартиру в еще не достроенном доме на Фрунзенской набережной. В ордер впишут меня, Женю и Ирочку. Улыбнулись: «Там свежий воздух, вашей маме это пойдет на пользу».

Я ходила по всем учреждениям, маму уже не выпускали из больницы, без моей помощи ей даже трудно было встать с кровати, но она меня все утешала: «Подожди, я соберу всю свою волю, и болезнь отступит». Я-то знала, что болезнь не отступит, и потому слова о свежем воздухе привели меня в бешенство и я взорвалась, не думая о последствиях. «Ваша советская власть, - сказала я с яростью в голосе, - сначала гробит людей, а потом пытается откупиться свежим воздухом». - «Девочка, а у вас какая власть, не советская? Не советую вам кричать об этом».

И вот вызывают меня наконец получать смотровой листок. Оттуда мчусь в онкологический госпиталь. Вбегаю в палату, представляю мамину радость - кровать пуста. «Ваша мама умерла ночью, - говорит врач, - мы вам звонили, но вас не было дома». Возвращаюсь в то учреждение, отдаю им смотровой листок. «Моя мама умерла, - говорю, - сегодня ночью. Но, может, это вам пригодится для следующего умирающего?»

Дома плачу, не могу остановиться. Мы даже не знаем, с чего начинать, как добываются места на кладбище. Приехала Галя, все взяла в свои руки: год назад похоронила на Ваганьковском кладбище свою маму. «Могила большая, - сказала она, - там хватит места и для твоей мамы». Так нас и называли потом на кладбище: «Девочки, у которых мамы похоронены вместе. На 16-м участке».

Хороним маму 22 февраля. Лютый холод. Я иду за гробом и совершенно отчетливо представляю, кто маму там встретит. Будто я точно все знаю, и эта мысль осушает мои слезы. Конечно, папа, конечно, мои братья, Алешина мама, бросившаяся из окна в 38-м году, мамины родители, которых я видела только на фотографиях, папин отец, папина мама, в честь которой меня назвали Татьяной, Каминский - нарком здравоохранения, друг моих родителей, он тоже был из Баку, и расстреляли его в один день с моим отцом…