Толя и самым близким друзьям выдает меня «за жену одного дипломата».

- Неужели ты могла подумать, что я сразу дал ей три листка? Ну и ну! Да я хотел посмешить тебя, дурочку. К завтраку получишь телеграмму, к обеду, к ужину… Ты уж больно грустная стояла у автобуса, когда мы уезжали. Я каждый раз спускался вниз сам, действительно отдавал ей текст, а когда кончилась ее смена, позвонил, мы встретились возле ее подъезда, и она побежала на телеграф.

Ароновы жили прямо напротив Толиного дома.

А на следующий год, летом, в самый разгар коктебельского сезона, меня укладывают в больницу с кровоточащей язвой. А они там плавают за буйки, ходят после обеда в горы или в Лягушачью бухту, а то вообще отправляются утром в Старый Крым… Завидно мне, слезы текут. Дочь с мужем уехали на две-три недели в Прибалтику, Винокуров сидит под Москвой в Малеевке… Человек, который говорит, что «я - его жизнь», в Крыму, загорает, чтобы вернуться еще более красивым, знает, что загар ему идет.

Мой приятель из нашей редакции приезжает ко мне с букетом цветов, но травит мне душу разговорами о том, что все меня бросили. Нет, неправда. Моя Анюта ездит ко мне через весь город, Галя Евтушенко, Таня Слуцкая приезжают регулярно, тайком приносят сигареты: я немножко покуриваю - утром в открытое окно. Леночка Николаевская только приехала из Крыма - сразу ко мне, облила, бедняга, по дороге свой плащ альмагелем, который купила для меня в аптеке. И главное: не бросила меня Евгения Самойловна Ласкина - утром ли, вечером, она у меня каждый день.

Прошу свою врачиху-китаянку Таю: «Отпустите меня на день рождения домой». Отпустить не отпустила, но наготовила всякой снеди и, как хозяйка, принимала моих гостей, благо палата у меня отдельная. И мне разрешила под овсяную кашу выпить наперсток водки.

Просыпаюсь утром - настроение мрачное. Днем стук в дверь - больничная сторожиха, зверь-баба, длинноногая, длиннорукая, никого не пускала к больным в неурочное время, хоть умоляй ее, валяйся в ногах - «Нет» - и все тут, бросила мне на тумбочку два листа: «Тебе длиннющая телеграмма». На двух страницах рассказ о том, как отмечали в Коктебеле 7 сентября.

7 сентября Рыбаков ни с того ни с сего устраивает праздник. Отчего, почему - загадка. Друзей, и с кем просто приятельствует, приглашает в ресторан. Где-то достают бубны и, со смехом, ударяя в бубны, пританцовывая, движется эта толпа к ресторану. Старухи местные в недоумении: «Цыгане, что ли, понаихали?» - «Каки-таки цыгане, то ж писатели гуляют. Из Дома творчества».