- Подумай, - сказал я потом Тане, - как долго я мучился, и вдруг все решилось в одно мгновение!

Эммочка выскочила из столовой, повела нас туда знакомиться с гостями. Ее друзья входили в тот круг интеллигенции, который мы с Таней любили. Умные, образованные, острые, с большой долей скепсиса по отношению к советской власти, скромно зарабатывающие, передающие друг другу и хранящие у себя самиздат, словом, свои люди. Эммочка работала в театральной библиотеке, тут же были две ее подружки-сослуживицы, юрист Барщевский с очень красивой женой. Эммочкина дочь Оля уже жила в Америке, а муж Женя работал в палатке при Киевском вокзале - вытачивал ключи. Когда-то они учились с Эммочкой в одном классе, а сейчас он был главным кормильцем семьи.

Поболтали, посмеялись, тетя Аня тоже выпила рюмку водки за здоровье дочери, и мы втроем перешли в ее комнату.

- Вот что, - начал я прямо с порога, - завтра утром я приеду к тебе с магнитофоном и ты мне расскажешь о нашей семье, о дедушке, бабушке, как они поженились, о наших соседях, о близких нашей семье людях и так далее. Договорились?

Она забеспокоилась:

- А при нем, твоем магнитофоне, можно будет говорить? (Смеется.)

- Конечно, - уверил я ее, - я записываю только для себя и для Тани, она мой редактор.

За месяц тетя Аня наговорила восемь кассет. Это был клад. Я узнал не только историю нашей семьи, но и истории семей близких нам и далеких, со всеми перипетиями их жизни. И в эту среду я поместил моих героев - Рахиль и Иакова, дав им библейские имена и вынеся цитату из Библии в эпиграф: «И служил Иаков за Рахиль семь лет, и они показались ему за несколько дней, потому что он любил ее».

Новелла о любви превращалась у меня в семейную хронику.

ВОЛКОВ: Я как раз хотел спросить вас: насколько ситуация в «Тяжелом песке» соответствовала жизненным реалиям? К примеру: откуда взялся там сапожник? Это ваш дедушка?

РЫБАКОВ (смеется): Нет, мой дедушка не был сапожником. У него была москательная лавка. Когда кончился нэп, лавку опечатали, это тетя Аня мне рассказала, я этого не знал. У дедушки моего, кстати, был хороший дом, там находился, а может, и до сих пор находится горсовет.

ВОЛКОВ: Хорошо, кассеты с записями рассказов тети Ани, потом ваши собственные воспоминания о Сновске. А на что вы опирались, когда писали о еврейском гетто?

РЫБАКОВ: Я вам назову два основных источника: это стенограммы Нюрнбергского процесса и номера подпольного журнала «Евреи в СССР». Мне их доставала моя приятельница - литературный критик Сарра Бабенышева, друг Льва Копелева, она тогда тоже жила в Переделкино, а сейчас живет в Бостоне.