ВОЛКОВ: Что именно? Мне просто интересно.

РЫБАКОВ: Я учитывал его возраст, он был выдержанный человек, многое уже повидал в жизни - это я имел в виду под словом «подкорректировать». Кроме того, открыв роман, вы сразу догадываетесь, к какой национальности принадлежит рассказчик. Но тут очень важно было соблюсти меру. Интонацию я нашел, и читатель решил, что рассказчик - это я сам. Таню спрашивали на работе: «А что, Анатолий был сапожником?» - «Нет», - отвечала она. «А откуда же он тогда так хорошо знает сапожное дело?» Не верили. И Таня снова повторяла: «Анатолий работал шофером, был учителем западных танцев, это зависело от того города, в котором он жил в тот момент, но сапожником он не был никогда». И в читательских письмах тоже звучала уверенность, что рассказчик - это я и роман автобиографичен.

ВОЛКОВ: Что же, ни дедушка ваш не был сапожником, ни вы сами, а ремесло это описано с таким знанием предмета…

РЫБАКОВ: Иными словами, откуда я так хорошо знаю сапожное дело? (Смеется.) Друг мой, у меня есть энциклопедия Брокгауза и Ефрона. Я просто умею препарировать текст.

ВОЛКОВ: Вернемся к вопросу о прототипах…

РЫБАКОВ: Да, прототипы были - это семья моего дедушки. Я впервые отталкивался от прямых прообразов. Мой Дедушка - Авраам Исаакович Рыбаков, чернобородый, скуластый, с раскосыми японскими глазами. Я его очень любил, больше, чем отца. В молодости он работал на строительстве железной дороги, таскал шпалы, потом - на скотобойне. Силы был необычайной, был вспыльчивый, скорый на расправу, но справедливый, его уважали.

Рахиль… Внешне я хотел ее сделать похожей на мою мать. А по характеру это, скорее, моя покойная сестра. Она была женщиной с твердым, властным характером. Что же касается Якова… Яков не имеет прямого прототипа, но, понимаете, Соломон, Рахиль должна была иметь именно такого мужа. Я писал его, отталкиваясь от характера Рахили, и это оказалось возможным.

Вот что еще вам может быть интересно. Сначала Яков не был у меня полунемцем. Это потом, когда я начал писать гетто, понадобилось, чтобы он каким-то образом оказался вне гетто. Так требовал сюжет. Я вернулся к началу. Появилась мать-лютеранка, а это, в свою очередь, потянуло за собой историю со свадьбой, которая чуть не расстроилась, и тому подобное. В произведении все связано многими нитями, и маленькая замена перекраивает роман. Или, допустим, эпизод с портретом Рахили. Откуда они взялись - дирижер, художник? Из Сновска вышел знаменитый дирижер Натан Рахлин. И еще я помню, это был приблизительно 21-й год, мы уже жили в Москве, к нам пришел скульптор, он хотел, чтобы мама ему позировала. Она была красивой женщиной. Самого скульптора я не помню, смутно помню лишь атмосферу в доме, связанную с его приходом. Вот из этих двух разрозненных воспоминаний и возник эпизод с портретом. И соответственно возникли персонажи - дирижер, художник.