«Счастлива ты, Таня!»

Я помню, когда, при каких обстоятельствах Толя эту фразу произнес.

Между Толиным кабинетом в Переделкине и моей комнатой была еще одна, маленькая, проходная, которая служила столовой, пока Толя не построил террасу. Я выхожу из своей комнаты и берусь за ручку двери, которая ведет в коридор. В тот же момент Толя выходит из кабинета и окликает меня. У меня рука еще на ручке двери, я оборачиваюсь к нему. «Таня, - просит он, - напечатай мне быстро одну фразу». Он торопится в редакцию, шофер уже выехал за ворота, ждет его. Я сажусь за машинку, он ищет страницу, куда мы эту фразу вклеим, и одновременно мне диктует: «Смерть решает все проблемы. Нет человека, и нет проблем». Вставляем в нужное место:

«Березин хорошо помнил слова, сказанные ему Сталиным в 1918 году в Царицыне. Сталин потребовал расстрела нескольких военных специалистов из бывших офицеров царской армии. Березин, тогда начальник особого отдела, доказывал ему, что обвинения неубедительны и расстрел вызовет много осложнений и проблем.

На это Сталин поучительно ответил:

- Смерть решает все проблемы. Нет человека, и нет проблем.

И Сталин оказался прав. Пришла телеграмма об отмене расстрела, но люди уже были расстреляны. Никаких проблем не возникло».

 

Это я говорю о тех книгах, которые писались в Москве и правились сначала мной и Толей, а потом отдавались машинистке.

 

И вот Нью-Йорк, работаю за компьютером. В моей памяти возникает всего три сцены.

Помню, как сижу напротив Толи, облокотив голову на руку, и он мне читает письмо Мейерхольда Молотову. Сталин это письмо у Молотова забрал и хранил у себя в сейфе. У меня останавливается сердце от ужаса: если моему отцу инкриминировали пять статей и через три месяца после ареста его расстреляли, то перед расстрелом могли его так же бить и истязать, а ведь он был моложе Мейерхольда, ему было всего 47 лет.

- Сволочная страна, - говорю.

- Танюша, но нам обязательно надо вставить это письмо. Ты согласна?

- Да, читай!

«Меня здесь били, больного шестидесятилетнего старика, клали на пол лицом вниз, резиновыми жгутами били по пяткам, по спине, по ногам… И когда эти места ног были залиты обильным внутренним кровоизлиянием, то по этим красно-желто-синим кровоподтекам снова били этим жгутом, и боль была такая, что казалось, что на больные чувствительные места ног лили крутой кипяток… Этой резиной меня били по лицу, размахами с высоты… Я кричал и плакал от боли… Лежа на полу лицом вниз, я обнаруживал способность извиваться, корчиться и визжать, как собака, которую плетью бьет хозяин…»

«Счастлива ты, Таня!»