ГИБЕЛЬ РАХИЛИ

Только кончилась у нас летучка, звонит телефон. Люся Кренкель, дочь знаменитого полярника, моя подруга и будущая наша свидетельница на свадьбе с Толей, берет трубку. Отвечала она за музыкально-литературный отдел.

- Вас Рыбаков.

И выходит из комнаты, чтобы не мешать мне разговаривать.

- Таня, ты не могла бы уйти с работы часа в два, мы бы пообедали вместе и обсудили бы кое-что очень важное для меня.

- В два слишком рано, давай так я буду в ресторане около трех. А ты езжай прямо с дачи, я найду тебя в зале.

В три я уже на месте. У Рыбакова на столике бутылка коньяка и нарезанные кружочками лимоны.

Диктуем официанту, что нам принести. «А пока, - говорит Толя, - давай-ка опрокинем с тобой по рюмашке!»

Вижу: не решается начать разговор.

Лицо смущенное. Вообще-то увидеть смущение на лице Рыбакова - это все равно что увидеть «в музее, - как писал поэт,- плачущего большевика».

Не в его характере, возможно, он и бывает смущен, но лицо всегда сохраняет достоинство. Тем не менее…

- Обещай, - просит, - что не будешь смеяться… Киваю головой.

- Видишь ли, в чем дело, - говорит, - я не могу убить Рахиль (пауза). У меня не поднимается рука. Она выведет людей из гетто, приведет их в лес и там исчезнет, растворится в воздухе. Это, конечно, все схематично пока…(Пауза.) Ну как тебе? Что скажешь?

Я в ошеломлении: реалист Рыбаков вдруг ударяется в мистику. Но это действительно потрясающее решение. Так и говорю.

Он смотрит на меня в упор.

- Тебе, правда, нравится этот ход?

- Конечно же! Он поднимает роман на совсем иной уровень. Это замечательный ход! Мне очень нравится, уверяю тебя!

- Но над этой главой я посижу, будь к этому готова. Тут написать надо так, чтобы дух захватывало. - (К слову сказать, в той заключительной главе я не тронула ни слова, не было в том нужды.)

Толя смотрит в окно, задумывается, снег кружит над Москвой: через несколько дней наступит Новый год.

- Мне интересно, что скажет Ася.

Имеет в виду Асю Берзер. С Асей был очень дружен. Она редактировала его роман «Лето в Сосняках». О том, что она будет читать рукопись «Тяжелого песка» еще до того, как Толя начнет предлагать ее журналам, я слышу чуть ли не с первых дней нашей работы. И очень это одобряю. Уж если Ася сделает какие-то замечания, то их исправлять надо немедленно. Ася прочитала роман, когда рукопись была закончена, похвалила его в целом и конец похвалила, но сказала: «Слишком много, Толя, жестокости, убери, где можешь». И Толя убрал, где только смог.

На этом прощаемся. «Все решено», - говорит Толя, и по тому, как он резко отодвигает стул, я понимаю, что его снедает нетерпение - скорее сесть к столу, скорее начать писать.