- Когда съедите борщ, примете лекарство. Уговариваю ее съесть хотя бы пару ложек Стонет:

- Не могу.

Настаиваю:

- Врач же сказал, хоть пару ложек, дай я тебя покормлю. Вливаю ей в рот одну ложку, вторую. Даю таблетку. Борис приходит чуть раньше. Бодрым голосом:

- Я тебе мороженое принес.

Я целую ее и тут же ухожу, чтобы им не мешать.

Приезжаю домой, наполняю ванну. Через какое-то время Ирочка приносит мне телефон. Голос испуганный:

- Тебя Слуцкий.

Такие же испуганные стоят у прикрытой двери ванны Женя и Саша.

- Таня, - говорит Слуцкий, - это Борис. Хочу вам сказать, что вы присутствовали при Таниной агонии. Таня только что умерла.

- Таня умерла, - говорю я шепотом Ирке.

Она уносит телефон и сообщает об этом Жене и Саше.

Назавтра мы с Галей Евтушенко едем к Слуцкому домой. Четырехэтажный рабочий барак начала двадцатых годов. Лифта нет, стены облуплены, ступени щербатые… Слуцкий - первоклассный поэт, известный во всем мире, ничего не хотел просить у Союза писателей. Таня его в этом поддерживала.

Есть крыша над головой, и хорошо. Комната Бориса была совсем маленькая: кровать, письменный стол, остальное - книги. Комната Тани чуть больше - это ее спальня, одновременно столовая, одновременно гостиная. Сидим втроем возле Таниной кушетки, на ней сохраняется еще след от ее тела.

- Таня видела свою смерть, - говорит Борис, - она вдруг приподнялась на руках, гордо взглянула куда-то в сторону и опрокинулась на подушку.

Слушаем его. Не знаю: верим, не верим… Молчим. Горюем.

Слуцкий пережил Таню на девять лет. Рухнул, после того как захоронили Танину урну, до этого как-то держался. В тот день я его видела в последний раз. Это были очень тяжелые для него годы, проведенные в жесточайшей депрессии. Лежал в клиниках, жил у брата в Туле.

Урну с Таниным прахом захоронили в могилу родителей, на Пятницком кладбище за Рижским вокзалом. В той же могиле покоится и урна с прахом Слуцкого.

Весной Толя уехал в Щорс. Договорился по телефону с секретарем райкома, тот обещал повозить его по партизанским местам.