Мне интересно его читать, потому что я хорошо представляю себе, как развивается дальше каждая мысль.
«Редко выступаю. Не убедил книгой, как убедить словами? Писатели шумят за письменным столом, заикаются на людях.
Я поздно начал писать, но рано начал читать - с пяти лет. Наша домашняя библиотека была довольно обширна и хорошо подобрана. К шестнадцати годам прочитал почти все, что представляется мне лучшим в мировой литературной классике. Тогда же в основном определялись и вкусы. Любимейшими писателями навсегда остались Пушкин, Бальзак, Толстой. Еще из русских очень люблю Гоголя, Чехова, Лермонтова, Есенина и Бабеля, из французов - Стендаля, Франса и Мопассана. Из Беранже много знаю наизусть - и на русском, и на французском.
Вкусы, вероятно, старомодны, но и мне уже немало лет.
Но сам не писал: другие интересы, занятость, 30-е годы, война, трепетное отношение к литературе, преклонение, недосягаемость, нескромность, высокие образцы. Стихи не получались. Литературные кружки не посещал. Категоричность времени.
Первым человеком, предсказавшим мне литературный путь, был, как это ни странно, знаменитый в те годы графолог Зуев-Инсаров. Вечерами он сидел за маленьким столиком в саду «Эрмитаж», перед ним лежали листки бумаги, карандаш, следовало написать свою фамилию, имя, отчество, адрес, заплатить рубль или полтинник, я не помню масштаба тогдашних цен, это было в тридцать втором году. Все это мы с товарищем проделали так, для развлечения, гуляя в воскресенье вечером в саду «Эрмитаж».
Через несколько дней я получил графологическое исследование, довольно пространное. Исследование это у меня не сохранилось, своего впечатления я не запомнил, но одну фразу помню. Звучала она приблизительно так: «Имеется литературная одаренность, возможно, слабо выявленная вследствие недостаточной целеустремленности».
Однако это не заставило меня взяться за перо. Я окончил институт, затем наступили годы моих скитаний по России, не оставлявших места для литературного творчества. Я жил и работал во многих городах, перепробовал много профессий - обстоятельства, накопившие материал для будущих писаний, но не оставившие места для писаний сегодняшних.
Многолетние наблюдения над писательской братией убеждают меня, что писателем может быть только человек, серьезно занимающийся тем делом, которое он делает, независимо, литература это или не литература. Из молодых людей, берегущих свои силы для будущих занятий литературой и пренебрегающих делом нынешним, ничего не выходит. Литература требует от человека выкладываться целиком, это должно быть сутью характера. До того как он занялся литературой, писатель должен обогащать свое сердце тем, что оставляет в нем неизгладимую память, пусть даже рубцами.
В прямом смысле «учителей» я вам, пожалуй, не назову. Писатель учится не только у других писателей, но и у самой жизни. Наблюдательность дается страданием.
Для меня нет новых лиц. В новых лицах для меня повторяются старые. Сталкиваясь с ними, я обновляю в памяти то, что я уже знаю…
Начав поздно писать, я потерял в смысле писательской техники, зато я выиграл в жизненном материале…
Овладевая ремеслом, мне пришлось потрудиться. Я писал повести и романы, учась писать. Опыт!.. Из него я черпаю и по сей день. И черпал бы еще сто лет, отпусти мне судьба такие сроки… Жизнь - вот мой главный учитель».