Потом Леня переучился на истребителя и погиб под Брянском. Брянск - это версия Рады. У Любы версия, что Леонид погиб под Смоленском, искали и даже самолета не нашли.

Толя отодвигает от себя тарелку с супом, включает запись Любиного рассказа. «Слушайте», - говорит он Гребневу, и лицо моего мужа становится печальным.

«Когда Леонид погиб, - рассказывает Люба, - меня тут же арестовали. - Теперь в ее голосе слышится хрипотца, нет уже в нем того задора, с которым она сообщала, что училась на штурмана. - Допрашивал меня сам Абакумов, заместитель Берии, говорил: «Ты шпионка, у тебя мать - немка.

Вот я сейчас выбью своей рукой твои белые зубки, тогда запоешь по-другому, сразу признаешься». Мать немка - это было главным обвинением. Я сидела в Темняковских лагерях, - добавляет она, - это Потьма».

В Темняковских лагерях сидела и моя мама, до войны жены «врагов народа» вышивали крестиком воротнички на мужских рубашках. А во время войны маму выбрали заведующей пекарней. Я написала ей в письме: «Как хорошо, что ты работаешь в пекарне», - из чего мама поняла, что я голодаю. Так и было в действительности.

Люба рассказывает: «Никита Сергеевич посылал мне в лагерь продукты, теплые вещи, теплую обувь, но, естественно, не под своей фамилией. Это мне рассказывала его дочь от первого брака. Его первая жена совсем молоденькой умерла от тифа то ли в 18-м, то ли в 20-м году, а уже позже он женился на Нине Петровне».

После ареста Любы Нина Петровна взяла Юлю к себе, Никита Сергеевич ее удочерил, а Любиного сына от первого брака отдали в детский дом.

Юля была совсем маленькой, я не уверена, что ей исполнилось даже два года, Нину Петровну она называла мамой, Никиту Сергеевича - папой.

- Вам интересны эти подробности? - спрашивает Толя Гребнева.

Тот утвердительно кивает головой.

- Вот что еще любопытно: Никита Сергеевич писал свой доклад «О культе личности», который прочитал на XX съезде, в тайне от всей семьи и даже от Нины Петровны.

Раду сковывал магнитофон, ей на выручку приходит Юля. Что-то вспоминают вместе. Спец хорошо плавал, метко стрелял, детей заставлял полоть огород, что «мы ненавидели» (реплика Юли). Воскресные дни обязательно проводил с семьей. Обедали все вместе. Не прийти на обед никто бы не посмел.

Рада рассказала: «Аджубей написал Горбачеву письмо: «В течение двадцати лет меня лишали возможности творчески работать: я не имел права подписать статью своим именем». Ему ответили: «Работайте, пишите, подписывайте свои материалы».

- Вы понимаете, что во всей этой истории главное? - спрашивает Толя Гребнева. - Сталин и Хрущева повязал арестом Любы, как и других в Политбюро. И у тебя, мол, не все в порядке…

- Я тоже могу вам рассказать кое-что интересное, - говорит Гребнев. Я слушал мемуары Хрущева, которые шли прямо из рук его сына Сергея, где еще стояли на пленках номера 1,2,3… Когда Никита Сергеевич те пленки наговаривал, то их записывали и другие люди из специального ведомства. Их магнитофон стоял в сорока километрах. Хрущева вызвали по поводу мемуаров, и какой-то молодой чин кричал на него. Он вернулся домой и расплакался: «Почему я не де Голль? Де Голля уважали даже его противники. А на меня кричит какой-то мальчишка…»